Читать книгу "Город женщин  - Элизабет Гилберт"

– Не бойся, Вивви. Поверь, Оливия гораздо лучше нашего разбирается в таких вещах.

И я вернулась к началу своей саги. Ночное путешествие в сорок первом; Уолтер, смешавший меня с грязью; водитель, назвавший меня потаскухой; мрачное, позорное изгнание; многолетняя пауза и неожиданное сегодняшнее появление водителя – патрульного полицейского со следами ожогов, который служил на «Франклине». Который знал моего брата. Знал всё.

Оливия и Пег слушали внимательно. И когда история закончилась, продолжали слушать, будто ожидая продолжения.

– А что было потом? – спросила Пег, когда я замолчала.

– Ничего. Я ушла.

– Ушла?

– Не хотела с ним говорить. Не хотела его видеть.

– Вивиан, он же знал твоего брата. Он был на «Франклине». И, по твоему описанию, сильно пострадал во время атаки. Так почему ты не захотела с ним говорить?

– Он меня обидел, – ответила я.

– Обидел? Он обидел тебя двадцать пять лет назад, и ты просто ушла? Не стала говорить с тем, кто знал твоего брата? С ветераном войны?

– Та ночь в машине – самое ужасное событие в моей жизни, Пег, – возразила я.

– Неужели? – огрызнулась тетя. – А тебе не пришло в голову поинтересоваться самым ужасным событием в его жизни?

Она распалилась, что было совсем ей несвойственно. Не за этим я сюда пришла. Я хотела утешения, а она на меня накинулась. Мне стало стыдно и неловко.

– Не важно, – ответила я. – Это все ерунда. Зря я вас побеспокоила.

– Не говори глупости. Это не ерунда. – Никогда еще Пег не говорила со мной так резко.

– Не надо было вам рассказывать, – отмахнулась я. – Только помешала вам слушать репортаж. Простите, что ворвалась.

– Да плевать мне на чертов репортаж, Вивиан.

– Простите. Я просто расстроилась и хотела с кем-нибудь поговорить.

– Расстроилась? Ты бросила ветерана, пострадавшего в бою, и прибежала ко мне, потому что хотела поговорить о своей тяжкой жизни?

– Господи, Пег, ну не надо нападать на меня. Просто забудьте все, что я говорила.

– Как я могу забыть?

Тут она зашлась ужасным приступом хриплого кашля. В легких у нее клокотало и булькало. Она села, а Оливия похлопала ее по спине. Потом Оливия прикурила для Пег сигарету, и та затянулась как можно глубже, после каждой затяжки содрогаясь от очередного приступа кашля.

Наконец Пег взглянула на меня. Я по глупости решила, что она начнет извиняться за свои слова, но она заявила:

– Послушай, малышка, я сдаюсь. Не знаю, чего ты от меня хочешь. Боюсь, я тебя сейчас совсем не понимаю. Я очень в тебе разочарована.

Прежде она никогда не говорила мне такого. Даже в тот раз, много лет назад, когда я предала ее подругу и чуть не загубила спектакль.

Затем Пег повернулась к Оливии:

– Не знаю, что и думать. А ты что скажешь, босс?

Оливия сидела молча, сложив руки на коленях и глядя в пол. Я слышала лишь затрудненное дыхание Пег и звук бьющихся об открытое окно жалюзи. Мне не хотелось знать, что думает Оливия. Но я понимала, что выслушать ее придется.

Наконец Оливия взглянула на меня. Выражение ее лица, как всегда, было строгим. Но когда она заговорила, стало ясно, что она очень осторожно выбирает слова, чтобы ненароком меня не обидеть.

– Поступать по чести нелегко, Вивиан, – сказала Оливия.

Я ждала продолжения, но она молчала.

Пег рассмеялась и снова закашлялась.

– Спасибо за помощь, Оливия, – наконец просипела она. – Теперь-то нам все ясно.

Мы долго сидели молча. Я встала и взяла сигарету из пачки Пег, хоть и бросила курить несколько недель назад. Или почти бросила.

– Поступать по чести нелегко, – повторила Оливия, будто не слышала Пег. – Так говорил мой отец, когда я была маленькой. Он учил меня, что дети не способны понять, что такое честь. Детям она незнакома, и никто не ждет, что они будут поступать по чести, – для них это слишком сложно. Слишком болезненно. Но, становясь взрослыми, мы заступаем на территорию, где действуют законы чести. Теперь от нас ждут порядочности. Мы должны быть тверды в своих принципах. Чем-то приходится жертвовать. Окружающие судят нас. За ошибки надо расплачиваться. В жизни взрослого человека часто возникают ситуации, когда нужно забыть про эмоции и подняться выше других – выше людей без чести. И это может быть больно. Вот почему поступать по чести нелегко. Понимаешь?

Я кивнула. Ее слова были мне понятны, но я не видела, каким образом они относятся к Уолтеру и Фрэнку Грекко. Однако я продолжала слушать, надеясь, что смысл дойдет позднее, когда в голове все уляжется. Раньше Оливия ни разу не произносила таких долгих речей, и я понимала, что момент серьезный, поэтому ловила каждое ее слово.

– Разумеется, жить по законам чести необязательно, – продолжала она. – Если для тебя это слишком сложно и слишком болезненно, ты всегда можешь отказаться и остаться ребенком. Но если хочешь стать личностью, другого выхода нет. Однако боли не избежать. – Оливия перевернула лежавшие на коленях руки ладонями вверх. – Вот чему научил меня отец, когда я была маленькой. Это закон, по которому я живу. Другого я не знаю. Не всегда получается его соблюдать, но я стараюсь. Надеюсь, мои слова окажутся полезными, Вивиан, и ты поймешь, как лучше поступить.

Я связалась с ним только через неделю.

Сложнее всего оказалось не найти его – тут как раз проблем не возникло. Старший брат швейцара в доме Пег служил капитаном полиции и вмиг подтвердил, что в 76-м округе Бруклина патрульным действительно работает некий Фрэнсис Грекко. Мне дали его рабочий телефон.

Сложнее всего оказалось снять трубку и позвонить.

Так всегда и бывает.

Должна признаться, первые несколько раз, позвонив, я бросала трубку, как только на том конце отвечали. На следующий день и вовсе передумала звонить. Как и на третий, и на четвертый. Когда же наконец набралась храбрости позвонить снова и остаться на линии, патрульного Грекко не оказалось на месте. Он был на дежурстве. Оставила ли я сообщение? Нет.

Я пробовала звонить еще несколько раз, но все время получала один ответ: он на дежурстве. Патрульный Грекко в участке не сидел. Наконец я согласилась оставить сообщение. Назвала свое имя и дала номер «Ле Ателье». Коллеги небось всю голову сломали, гадая, с какой стати Грекко названивает нервная дамочка из свадебного салона.

Не прошло и часа, как телефон зазвонил. Это был Фрэнк.

Мы обменялись неловкими приветствиями. Я предложила встретиться лично, если ему не претит такая идея. Он согласился. Я спросила, как ему проще: если я приеду в Бруклин или он на Манхэттен? Он ответил, что Манхэттен его вполне устраивает, – у него есть машина, и он не прочь прокатиться. Я спросила, когда он свободен. Оказалось, чуть позже в тот же день. Я предложила встретиться в «Таверне Пита» в пять часов. Он заколебался, а потом ответил: